top of page
Поиск
Hist

Савченко С.В. КАНЦЕЛЯРИЯ И ЕЕ ОБРАЗ: ДОКУМЕНТОВЕДЕНИЕ НА СЛУЖБЕ БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ АНТИУ(ТОПИИ)

Обновлено: 28 дек. 2022 г.


Опубликовано: Гілея. −Вип. 117. − № 4. −К., 2017. −С. 183-191.


Под словом «Канцелярия» мы будем иметь в виду всякое документное сопровождение каких-либо решений, постановлений, распоряжений в любой сфере жизни общества любыми средствами и на любых носителях. Иными словами, Канцелярия, в предельно обобщенном смысле, – это технический аппарат создания искусственной бумажной /электронной «копии» повседневной действительности. Под словом «Документ» мы понимаем любые формы и способы фиксации мысли на любом статическом или динамическом носителе с целью управления, регулирования, фиксации норм, решений, статусов и соглашений.


Логика и Разум против хаоса


ХVIII век в Европе был веком победы механистического мировоззрения. Абстрактная математика, вступив в союз с физикой, превратилась в экспериментальную механику. Открывалась возможность не просто познавать мир, а воплощать его идеальные модели в реальность [8, c. 24-49]. Вселенная представлялась в образе гигантских механических часов, состоящих из бесчисленного множества шестеренок. Под обоянием этой механистической гармонии формируется идея Российской империи и имперского законодательства. Отныне единственным источником права провозглашается государственный венценосный законодатель – вершина имперской пирамиды, символически соотносимая с законодателем Вселенной. [29, с. 127-151]. В этом же духе принимается и Генеральный Регламент, четко классифицирующий все бюрократическо-канцелярское пространство с целью подчинить его «началам Разума» [10, с. 108].


Идеальная Канцелярия виделась отражением идеального механистического Универсума. В соответствии с представлениями автора Генерального Регламента, сеть канцелярий должна была покрыть всю имперскую экумену: от столицы до последней волости. Всесторонняя экспансия Канцелярии рассматривалась как «физическое расширение» [21] просвещенного Самодержца, как форма распространения цивилизации, поэтому в перспективе в пределах империи не должно оставаться «некосмизированных» участков. Таким образом, изначально Канцелярия в империи была не просто местом систематизированного документооборота. По словам М. Илюшенко, «делопроизводство постепенно превратилось из технического элемента управления в средство влияния на него» [15, с. 44-45]. На то обстоятельство, что Канцелярия давно уже не ограничивается рамками бумаготворчества, обратил внимание Император Александр II. Его возмутило то, что «государственная канцелярия вышла из своей роли и присвоила себе значение и положение, ей не принадлежащее» [15, с.44] Отсюда огромное значение секретарей, наделенных в России далеко не секретарскими полномочиями. Отсюда несоответствие между номиналами чиновничьих рангов и реальными функциями чиновников [32, с. 75-80].


Нельзя сказать, что идея цивилизирующей имперской Канцелярии оказалась вовсе неудачной, по крайней мере, удалось создавать видимость разумности и упорядоченности, имитировать смысл и значение, иногда при их полном отсутствии. Врагом идеала стал «человеческий фактор»: лень, воровство, взяточничество, неформальные коррупционные связи, привычка к прежним приказным порядкам Московской Руси, пьянство, наконец. Как заметил Ю.М. Лотман, «запутанность законов и общий дух государственного произвола, ярчайшим образом проявившийся в чиновничьей службе, привели к тому, что русская культура XVIII − начала XIX века практически не создала образов беспристрастного судьи, справедливого администратора бескорыстного защитника слабых и угнетенных. Чиновник в общественном сознании ассоциировался с крючкотвором и взяточником» [19]. На В.О. Ключевского Канцелярия середины ХIХ в. производила впечатление неуправляемого хаотического потока: «Этот непрерывный бумажный поток, лившийся из центра в губернии, наводнял местные учреждения, отнимал у них всякую возможность обсуждать дела; все торопились очищать их: не исполнить дело, а "очистить" бумагу – вот что стало задачей местной администрации. Все цели общественного порядка свелись к опрятному содержанию писаного листа бумаги...» [20].Имперская Канцелярия не претерпела существенных изменений вплоть до 1917 года, даже несмотря на технологическую модернизацию (изобретение телефона и телеграфа, копировальных аппаратов и резиновых штемпелей), многократно ускорившую процесс передачи информации.


Имена Ф. Русанова, В. Вельдбрехта, Н. Варадинова обычно упоминаются в связи с первыми попытками научной саморефлексии зарождающейся области знаний, которую почти спустя столетие назовут документоведением. В основном авторские поиски были связаны с попыткой улучшить делопроизводство, казавшееся чрезвычайно громоздкий, хаотичным и нерационально устроенным. Никто из перечисленных авторов не был академическим ученым в собственном смысле. Так Ф. Русанов в своем «Канцелярском самоучителе» (М., 1838) отмечал, что его скромной задачей является всего лишь подготовка «порядочных делопроизводителей», поскольку молодые «служители канцелярии» усваивают делопроизводство исключительно из практического опыта. Старшие коллеги не желают делиться с молодыми своими знаниями, чтобы те не превзошли их в карьерном росте [28, с. 5-9]. В. Вельдбрехт полагал, что его работа – только «средство подчинить логическим началам» канцелярскую деятельность. По его словам, сфера делопроизводства «поражала вступающего в его область уже одною своею массою». Расширение Канцелярии за пределы собственно делопроизводства и вхождение секретарей «в круг деятельности власти» – неправильная тенденция, которую новая наука о делопроизводстве должна прослеживать и контролировать [5, с. 3, 16]. Идеи однообразия, упрощения и подчинения практики делопроизводства началам Логики и Разума пронизывают известный труд Н. Варадинова, считающийся теоретическим исследованием и одновременно практическим руководством по организации канцелярской работы [4].


В ХІХ – первой трети ХХ в. художественным эквивалентом критики канцелярских порядков, их бесполезности, бессмысленности, ничтожности и одновременно ужасающей всевластности было литературное творчество Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова, Ф. Кафки. Канцелярская служба в текстах Гоголя – рутинна, бессмысленна и антиэстетична. Акакий Акакиевич, чтобы не сойти с ума в атмосфере грязной пошлости бумажного быта, находит свою красоту в очертаниях выводимых им букв, а свою мечту о другой жизни воплощает в новой шинели. Герои Салтыкова-Щедрина – глуповские градоначальники − строчат никому не нужные доносы, отчеты и рапорты, издают идиотские законы, создавая видимость управленческого труда и законотворчества. А канцелярские генералы, научившиеся за всю жизнь только ставить резолюции, являются воплощением самого ничтожного социального паразитизма. Чехова беспокоила деструктивная сила «Табели о рангах», способная расчеловечить любые человеческие отношения, а также отчуждение между бездушной канцелярской бюрократией и народом с его пониманием справедливости.


Но вершиной художественного изображения бюрократического зла является Канцелярия Франца Кафки. Смесь абсурда и страшного бессвязного сна, в котором люди ищут и не находят, гонятся и не могут догнать, пытаются уловить смысл, но наталкиваются на бессмыслицу, бесконечные противоречия, информационные потери и коммуникационные барьеры. Но те, кто обитает в рамках «логики абсурда», воспринимает происходящее в качестве нормального порядка вещей. По мысли Е. Мелетинского, «процесс и замок символизируют главным образом отношения индивида со сверхличными силами, т.е., самое отчуждение». А все происходящее при этом «оборачивается абсурдом кошмарного сна» [22, с. 352-353]. Йозеф К., если вспомнить знаменитый «Процесс», был разбужен утром неизвестно кем, обвинившим его неизвестно в чем от имени неизвестно какого учреждения. Он почти арестован и все, кого он встречает, оказываются почти причастными к неизвестному учреждению, где вроде бы слушается дело. Йозеф тщетно пытается найти обвинителя и получить информацию о сути обвинения, но наталкивается на отсутствие дела, обвинения, обвинителей, свидетелей, судей, а все оказываются не теми, за кого он их поначалу принимает или за кого они сами себя выдают. Стражники – просто мелкие воришки и пожиратели чужих завтраков, свидетели – клерки, не имеющие никакого отношения к процессу, инспектор –равнодушный человек, не имеющий представления о деле, судьи – глупые, потрепанные старики, принявшие Йозефа за маляра и читающие во время слушаний пошлые лубочные романы. Единственно реальным предстает только сам абсурдный «процесс» над Йозефом, грязные коридоры Канцелярии, набитые жалкими просителями и соединяющие спальню прачки-проститутки с залом суда. Реальны также палачи, исполнившие над Йозефом неизвестно чей приговор за непонятно какое преступление на темных задворках города.


Предельно обобщая, можно сказать, что Канцелярия воспринималась как форма отчуждения человека от действительности, других людей и самого себя. Канцелярия лишала человека контакта с собственной глубиной, сводила его существование к внешнему, поверхностному слою социального, что толкало личность к ужасающему экзистенциальному одиночеству. Канцелярия противопоставлялась творчеству, свободе и целесообразности. Она препятствовала подлинному общению, не доносила, а искажала любое сообщение. Канцелярия – сборный образ всех человеческих пороков и несовершенств. Созданная человеком для облегчения ориентации в жизни, Канцелярия превратилась в демоническое существо, лишающее человеческую личность ее «логоса». Коммуникация стала бумажной фикцией, закон − формальным ритуалом, труд − бесполезным убийством времени, канцелярский документ – ничтожным символом лжи, иллюзорности и обмана. Канцелярия – преддверие ада или сам ад в его грязно-бытовом выражении. Недаром блуждания просителей по канцелярских лабиринтах так напоминают мытарства души после смерти в христианской агиографии [27]. Очень символично то, что бесы-мытари на православных иконах изображены с документами в руках: это «хартии» или пергаменты, на которых детально запротоколированы человеческие грехи.


На пути к механическому совершенству. Канцелярия−Машина, Человек−шестеренка


В 20-е годы ХХ в. возникают проекты научной организации делопроизводства. Социально-психологическим и идейным контекстом этих проектов была вера в возможность организовать социальную жизнь по строго научным рецептам, подогнать ее под определенную математически выверенную формулу. Общество представлялось механизмом, который нужно лишь правильно настроить, а все прошлые проблемы были связаны с «ненаучным» способом мышления и «реакционным режимом». Коммунистическая власть открыто провозглашала лозунг: заменить веру в Бога «верой в науку и машину» [25]. В русле ультрамеханистических представлений развивалось раннее советское документоведение. В значительной мере идеи документоведов разрабатывались под влиянием общественного движения НОТ (научная организация труда), которое, в свою очередь, базировалось на популярных управленческих концепциях Фредерика Тейлора, Анри Файоля и Генри Форда.


Основатель науки об управлении Ф. Тейлор писал о трудовой мотивации, рестрикционизме – сознательном отказе работника от инициативы, негативном и «усредняющем» влиянии коллектива на продуктивность труда. Он полагал, что главная проблема экономики состоит в нерациональном подходе к управлению кадрами. Сформулированные им принципы: «внедрение экономных методов работы, профессиональный подбор и обучение кадров, рациональная расстановка кадров, сотрудничество администрации и работников», − лежат в основе рациональной организации труда в любой системе [33].А. Файоль предложил руководствоваться такими принципами как разделение труда, власть, дисциплина, единство распорядительства (командования), единство руководства, подчинение частных интересов общему, вознаграждение, централизация, иерархия, порядок, справедливость, постоянство состава персонала, инициатива, единение персонала. «Выражения ”административная машина”, ”административный механизм” – писал Файоль, – формулируют идею о конструкции, которая подчиняется толчкам, идущим от начальника, и все части которой, прочно между собой связанные, движутся вместе и служат одной цели. И это превосходно» [34, с. 40].В работах Форда речь идет о принципах стандартизации, непрерывности и подвижности, максимального темпа работы, внедрения новых технологий, точности, определяющей роли технико-технологической системы, экономического эффекта системы, ориентации на внеличностные механизмы, т.е. независимость от человека и случайных человеческих факторов [6].


Упомянутые ученые выводили свои принципы не из голой теории, а из собственного успешного опыта организации работы предприятия. К нему стали проявлять внимание вожди нэповского СССР и специалисты по управлению.

Видным представителем НОТ, в частности, были А.К. Гастев, автор популярной книги «Как надо работать» [9] и П.М. Керженцев – известный ученый-управленец, попытавшийся приспособить положения западной управленческой науки к советской действительности. «Насколько хорошо организовано учреждение, − писал последний, − будет сразу видно из того, способно ли оно к автоматической работе. По существу организация должна напоминать машину, которая, раз пущенная в ход, продолжает работать сама без перебоев и полной правильностью» [17, с. 173]. По А.К. Гастеву, любая организация, создаваемая «по-научному», базируется на расчете − «самом точном и самом мелком» [9, с. 160]. Но во главе всего – человек-машина. «НОТ имеет дело <…> не только с мертвым материалом, не только с машиной, она имеет дело и с человеком. Она и на человека смотрит как на машину, но только самую лучшую из машин, какие есть в мире» [9, с. 161].


В этом контексте – курсе на рационализацию, механизацию и автоматизацию труда − происходят сдвиги и в теоретическом делопроизводстве или документоведении, хотя этот термин еще не использовался. Прежде всего, становилось все более очевидным, что коммунизм на одном революционном энтузиазме не построить, в административную систему нужно возвращать старые кадры, а потребность в управленческом аппарате исчезнет еще не скоро. В атмосфере таких настроений, как известно, стал работать Институт техники управления, разработавший новаторскую, но крайне отвлеченную от реалий машинно-идеалистическую модель безрегистрационного делопроизводства. Монографическое исследование Александра Эразмуса «Метод научной организации делопроизводства» (М., 1925) стало одним из ярких воплощений обозначенной тенденции – попыткой «разрешить вопрос о рациональной постановке делопроизводства с конструкторской точки зрения» [36, с. 6].


Оценивая эту работу, нужно не забывать о том, что в этом случае, как и во всех остальных, автором двигала идея не просто оптимизации административно-делопроизводственного труда, а максимального ускорения темпов построения коммунистического общества, которое будет функционировать как абсолютно точный безостановочный механизм. Каждый работник и специалист должен быть максимально нивелирован в его субъективных качествах и превращен в шестеренку этой механистической вселенной. «Автор ставит в центр отношений не индивидуальность сотрудника, а <…> вводит функционера в ряды прочих конструктивных элементов, вследствие чего его линия ведет от общей архитектуры организационного здания к деталям» [36, с. 5].


Однако до гармонии в канцелярско-бюрократическом деле было еще далеко. И энтузиасты НОТ беспощадно критиковали советское делопроизводство, даже рискуя быть обвиненными в идолопоклонстве перед Западом. «Наши бумаги ни в какой мере не удовлетворяют заграничным образцам. У нас считается необходимым на всякой пустячной бумажонке иметь три или четыре подписи ответственных работников. На каком-нибудь ответе канцелярии, гласящем, что какая-то бумага в учреждение не поступила, вы обязательно увидите подпись заведующего учреждением, заведующего отделом, управляющего делами, секретаря и прочих, и, само собою разумеется, еще печать… Нельзя выяснить самые элементарные вещи: кто же фактически продиктовал эту бумагу и кто ее действительно писал». П. Керженцев возмущался, что в учреждениях до сих пор чиновники бродят по коридорам, спрашивая «Ивана Петровича или Марью Ивановну, не помнят ли они, не была ли когда и от кого какая-то бумага» [17, с. 179]. И это в то самое время, когда «заграничная практика совершенно вывела обычай ставить на бумаге какие-либо печати учреждения», успешно внедрила карточные каталоги входящих и исходящих документов и автоматизированный поиск информации [17, с. 179].


Канцелярия 20-30-х годов, соединившая в себе имперскую бюрократическую рутинность с научно-механистическим задором строителей коммунизма, привлекала своей фантасмагоричностью А. Платонова («Котлован»), М. Зощенко («Волокита»), М. Булгакова (стоит вспомнить выдачу гражданам, побывавшим на балу у сатаны, справки от имени кота для предъявления в компетентные «органы») и других писателей. Но самый остроумный пародийный образ советской Канцелярии принадлежит безусловно И. Ильфу и Е. Петрову. Этот образ стоит обильной цитаты:


«Начальник "Геркулеса" давно уже не подписывал бумаг собственноручно. В случае надобности он вынимал из жилетного кармана печатку и, любовно дохнув на нее, оттискивал против титула сиреневое факсимиле. Этот трудовой процесс очень ему нравился и даже натолкнул на мысль, что некоторые наиболее употребительные резолюции не худо бы тоже перевести на резину.

Так появились на свет первые каучуковые изречения:

"Не возражаю. Полыхаев". "Согласен. Полыхаев". "Прекрасная мысль. Полыхаев". "Провести в жизнь. Полыхаев".

Проверив новое приспособление на практике, начальник "Геркулеса" пришел к выводу, что оно значительно упрощает его труд и нуждается в дальнейшем поощрении и развитии. Вскоре была пущена в работу новая партия резины. На этот раз резолюции были многословнее:

"Объявить выговор в приказе. Полыхаев". "Поставить на вид. Полыхаев".

"Бросить на периферию. Полыхаев". "Уволить без выходного пособия. Полыхаев".

Борьба, которую начальник "Геркулеса" вел с коммунотделом из-за помещения, вдохновила его на новые стандартные тексты:

"Я коммунотделу не подчинен. Полыхаев". "Что они там, с ума посходили? Полыхаев". "Не мешайте работать. Полыхаев". "Я вам не ночной сторож. Полыхаев". "Гостиница принадлежит нам-и точка. Полыхаев". "Знаю я ваши штучки. Полыхаев". "И кроватей не дам и умывальников. Полыхаев".

Творческая мысль начальника не ограничилась, конечно, исключительно административной стороной дела. Как человек широких взглядов, он не мог обойти вопросов текущей политики. И он заказал прекрасный универсальный штамп, над текстом которого трудился несколько дней. Это была дивная резиновая мысль, которую Полыхаев мог приспособить к любому случаю жизни. Помимо того, что она давала возможность немедленно откликаться на события, она также освобождала его от необходимости каждый раз мучительно думать… Работа шла без задержки. Резина отлично заменила человека. Резиновый Полыхаев нисколько не уступал Полыхаеву живому» [14].


Пародия Ильфа и Петрова удивительно точно отражала основную идею науки о документе 20-30-х гг. Речь идет о создании научно-рациональных оснований для максимальной унификации и стандартизации канцелярской работы − вплоть до замены живого человека «резиновым», впоследствии − технотронным и электронным. Этой идеей пронизана самая известная работа основателя документоведения К.Г. Митяева − «История и организация делопроизводства в СССР», которая до сих пор является лучшим обобщением канцелярского опыта со времен Киевской Руси [24]. Митяев понимал задачу своей науки достаточно узко. Это научный инструмент усовершенствования делопроизводства, которое, в свою очередь, интерпретировалось как «крайне ответственный участок в работе аппарата управления» [23, с. 7].


Но одних лишь реорганизаторских усилий, т.е. простого механического переустройства и перераспределения ресурсов, в 60-80-е гг. было уже недостаточно. Послевоенное документоведение развивалось на фоне новой мегатенденции – перехода от механизации к комплексной автоматизации, в частности, с помощью ЭВМ. Интеллектуальным лидером, стимулировавшим замену механистической парадигмы электронной, был В. М. Глушков.

Опираясь на тезис о мышлении как «процессе преобразования информации», он указывал, что «все большая часть информации<…>перемещается в память ЭВМ», а к началу ХХІ века «основная маса информации будет хранится в безбумажном виде» [11, с. 7] Простая механизация на современном этапе уже недостаточна: ее главным недостатком является то, что в плане переработки информации она «по существу ничего кардинально не меняла», поскольку сам человеческий мозг в структурном и качественном смысле «остался за рамками» технического прогресса. Он не расширял свои возможности, а все информационные процессы в конечном итоге замыкались на человеке как самом слабом звене. Сейчас, полагал советский кибернетик, не только мозга одного человека, но и интеллектуальных возможностей всего человечества не хватит, чтобы справиться с новыми задачами по преобразованию информации для управления сложными системами экономической, социальной и политической жизни («первый и второй информационный барьеры») [11, с. 9-11].


В этой связи грядут кардинальные изменения и в канцелярско-делопроизводственной сфере. Уже в недалеком будущем «отпадет необходимость в хранении и переписывании бесчисленных документов, являющихся непременными атрибутами любой административной системы, работающей на основе старой ”бумажной” (безмашинной) технологии» [11, с. 9-11] Еще в 60-е гг. Глушков размышлял о «безбумажном обмене информацией между удаленными ЭВМ с помощью телефонно-телеграфных каналов связи». В конце-концов, ЭВМ должна вытеснить человека из процесса комплексного автоматизированного управления. На его долю останется чистое творчество, общение и «выбор окончательных вариантов управленческих решений», подготовленных компьютером [11, с. 9-11].

Своеобразным «мостиком» между классическим механистическим документоведением и новой «безбумажной» информатикой была изобретенная Г.Г. Воробьевым «документалистика» − как оказалось, рожденная преждевременно благодаря исключительно личным усилиям ее творца и не поддержанная цехом бумажно-канцелярских документоведов. Документалистике надлежало стать чем-то вроде документоведческой кибернетики – наукой об оптимальном управлении документно-информационными системами. Воробьев попытался подчинить непокорный документопоток «началам Разума» в виде научной информатики, разработав для этого соответствующие аналитические категории [7].


Создавая Единую государственную систему документооборота (1973) и Государственную систему документационного обеспечения управления (1989-1991), документоведы не обращали внимания на идеи В.М. Глушкова и документалистику Г.Г. Воробьева, да, собственно, отжывшей свой век системе это было и не нужно. Советская бюрократия, функционировала именно потому, что предпочитая инерцию, она не принимала новаций, нарушающих ритм механических шестеренок, даже если эти новации были направлены на ее спасение и «новый старт». По мысли Андреа Грациози, советская бюрократическая машина, вроде бы такая неудобная, громоздкая, неповоротливая, сложная, недемократичная − была именно тем механизмом, который смог на протяжении многих десятилетий поддерживать жизнеспособность системы, давно утратившей веру в собственные идеалы [13]. Роль советского документоведения сводилась, как заметила А.Н. Сокова, к научному обслуживанию советской командно-административной системы, собственно, к поддержанию ее жизни [30, с. 5-13].


Несмотря на механистические достижения в организации делопроизводства (ритмичность, централизованность, иерархичность, нормативность, обезличенность), документоведению в конце советского периода не удалось совершить главный прорыв – соединить усовершенствованную Канцелярию и рождающийся электронно-цифровой мир. ГСДОУ 1988 года предусматривала использование персональных ЭВМ только для «отдельных задач документационного обеспечения управления» [12].Ни научно-техническому прогрессу, ни коренным изменениям в обществе, экономике, политике, не удалось поколебать традиции имперско-советской Канцелярии, которая, в сущности, мало изменилась за целое столетие. Она поменяла формального «хозяина» и стала инструментом Партии, правда, не совсем послушным. Оказалось, что Канцелярию невозможно контролировать в полной мере. Бумажный мир постепенно автономизировался, обретая собственную логику, не совпадающую с логикой ее администраторов. Канцелярия становилась неким «двойником» окружающей действительности со своей ни от кого не зависящей нечеловеческой волей и собственным порядком и труднопостижимой целью. Скептикам эта цель казалась ничтожной, пошлой и абсурдной, но рядовым обывателям (вспомним «Замок» Кафки) – таинственной, грозной и величественной.


Самым ярким художественным образом новой партийно-тоталитарной Канцелярии ХХ в., без сомнения, является грандиозная машина порабощения человека системой, которую воссоздал Джордж Оруэлл, приурочив ее господство к 1984 году. Его Канцелярия уже не хаотична и не абсурдна. Напротив, она устроена крайне рационально и целесообразно. Она апеллирует к авторитету того, кто будто бы за ней стоит, она не прячет своих целей. Ее усилия направлены на созидание того мира, где искусственная иллюзия превращена в единственную правду. Канцелярия в виде «Министерства Правды» объявляет «бывшее – не бывшим», а небывшее – бывшим, манипулирует знаками и событиями, создает и уничтожает («испаряет») людей, конструирует и постоянно корректирует нужное анонимной власти информационное поле. Канцелярия творит дубликат реальности, ее «операционную копию», уничтожающую аутентичный оригинал. Она фактически заменяет и Партию, и самого вождя. В ритме тоталитарной Канцелярии физическое существование «Большого Брата» уже не принципиально. Тех, кто начинает догадываться о сути происходящего, Канцелярия замечает и уничтожает.


Но слабость оруэлловской Канцелярии в том, что она все еще нуждалась в человеке как администраторе, ее отношения с человеком все еще внешние, и он мог освободиться от нее, пусть даже ценой своей жизни. Она еще разрозненна, слишком механична и неповоротлива, не в состоянии видеть все и всех, ей неподотчетны еще некоторые локальные мирки «пролов», она наблюдает за физиогномикой и о многом догадывается, но не умеет читать мысли и не покрывает все антропологическое пространство мира.


Человек превращается в Канцелярию, или Канцелярия становится человеком


В начале ХХI века недостатки механистического прошлого получили шанс на исправление. Недавно интернет облетела новость о том, что западноевропейские компании вживляют в своих сотрудников чипы, естественно, для оптимизации работы, усовершенствования систем безопасности, одним словом, повышения качества жизни обывателя. Данный микрочип, описывается в СМИ, «имеет функции ключа, с помощью которого работники смогут открывать двери офиса и пользоваться оргтехникой. Фактически данный чип исполняет функции бейджа для сотрудников. По размеру вживляемый чип не многим больше рисового зернышка, а его стоимость составляет 100€. Вживляется чип под кожу между большим и указательным пальцами. На сегодняшний день процедуру прошли 8 сотрудников Newfusion» [31].


В дальнейшем планируется расширить функции этого чипа: он будет и паспортом, и личным делом, и медицинской страховкой, и водительскими правами, и дипломом об образовании, и свидетельством собственника, и банковской платежной картой и проч. Потенциально он способен охватить все сферы жизнедеятельности человека, контролируемые «электронным правительством» [16]. Почему-то авторы, восторженно пишущие об открытости, демократичности, прозрачности «электронного правительства» [1], забывают, что электроника − это нравственно нейтральное «средство коммуникации», которое само по себе не может заставить кого-либо стать более добрым, отзывчивым, открытым и демократичным. Это инструмент, который делает того, кто им пользуется, сильнее и могущественнее, но не лучше. Им можно пользоваться с целями, которые изначально могут быть разными. В современной литературе отсутствует понимание того, что повсеместное введение ЭП, кроме декларируемой открытости и прозрачности власти, очевидно ставит и ряд других задач. В частности, речь идет о постепенном вовлечении людей в обязательную систему электронного взаимодействия, вследствие чего более «прозрачными», открытыми и управляемыми становятся именно граждане для власти, а не наоборот.


В контексте вопроса о «чипизации» [3] за пределами радости по поводу достижений научно-технического прогресса осталось множество вопросов нравственно-этического и даже религиозного характера. Мы не преследуем цель их освещать, но хотелось бы обратить внимание на то, что обычно упускается из виду: новые электронные способы удостоверения в действительности не идентифицируют человека. Они созидают алгоритм нового обезличенного бесполого существа со стандартным набором либеральных ценностей в голове (вместо мировоззрения) и неповторимым набором чисел (вместо имени).


В соответствии с программой информатизации многих стран, предусматривается создание человека Новой эры, интегрированного на нейрофизиологическом уровне с вездесущей электронной Канцелярией. И это не антиутопия, это реальность наших дней в виде правительственных программ: «Наноэлектроника будет интегрироваться с биообъектами и обеспечивать непрерывный контроль за поддержанием их жизнедеятельности, улучшением качества жизни.., встроенные беспроводные наноэлектронные устройства, обеспечивающие постоянный контакт человека с окружающей его интеллектуальной средой.., средства прямого беспроводного контакта мозга человека с окружающими его предметами, транспортными средствами и другими людьми…» [26].Новое электронное имя контролирует перемещение и все финансовые операции, приоритеты и выбор, мысли и желания. Фактически, речь идет о том, что человек сам становится документом, его материальным бионосителем, формой и содержанием. Человек превращается в био-Канцелярию, электронную «базу данных», собственное послание самому себе. Канцелярия «вочеловечивается», копирует и размножает саму себя до бесконечности: «Тиражи такой продукции превысят миллиарды штук в год из-за ее повсеместного распространения» [26].


Но нынешнее документоведение видит в этом не угрозу человечеству, а огромную перспективу, все более обращаясь к тематике электронных документов и электронных канцелярий, обосновывая преимущества электронных носителей информации перед традиционными. Наука о документе создает терминологическое, технологическое, организационное и правовое поле для как можно более легкого и комфортного поглощения бумажного мира электронно-цифровым во всех сферах жизни [35].


Еще во второй половине ХІХ века К. Леонтьев предупреждал об последствиях увлечения технологиями. Кроме экологической опасности «баловства» с природой, писатель говорил о «всеобщем смешении», усреднении и обезличивании человека [18]. В 60-е гг. ХХ в. Маршалл Маклюэн писал о том, что радикальное расширение человека вовне с помощью новых средств сообщения меняет самого человека, поскольку он обретает новый масштаб, скорость и форму своего существования. Современный человек, по его выражению, «носит свой мозг за пределами своей черепной коробки». Стоит подчеркнуть, что это было сказано за 30 лет до изобретения интернета. «Помещая с помощью электрических средств коммуникации свои физические тела в свои вынесенные наружу нервные системы, мы приводим в действие динамический процесс, в ходе которого все прежние технологии, являющиеся просто-напросто расширениями рук, ступней, зубов − все эти расширения наших тел, включая города, − будут переведены в информационные системы» [21, с. 9, 68-69].


Ж. Бодрийяр говорил об опасности превращения нейронов человеческого мозга в полупроводники, когда уже не мы смотрим Телевидение, а Телевидение смотрит нас [2].Художественным эквивалентом этих поистине апокалиптических картин выступило массовое кино, то ли предупреждавшее, то ли утверждавшее неизбежное. «Терминатор» Джеймса Кэмерона, «Матрица» братьев (теперь сестер) Вачовски, «Превосходство» Уолли Пфистера и другие картины − симптомы гуманитарного кризиса, страха перед растворением человека в машине, которая поглотив своего творца, осознала себя супер-личностью.

Таким образом, история Канцелярии – это не только история учреждений, это история ее метафоризаций, научных рефлексий и художественных воплощений.


Идеальная Канцелярия находила отражение в последовательно сменявших друг друга ключевых метафорах: Разум, космизирующий социальное пространство; Машина с ритмически вращающимися живыми и неживыми шестеренками; и, наконец, умный Компьютер, прогрессивно уменьшаемый до масштаба «вочеловечившегося» нано-имплантанта. В виде электронных миниатюр Канцелярия физически входит в каждого субъекта в отдельности, овладевая миром «изнутри». Отныне она способна расширить свои пределы до вселенских размеров. Теперь уже не человек расширяется за счет Канцелярии, а Канцелярия расширяется за счет человека: единственным ее «содержанием» становится человеческое тело, а целью − управление его мыслями, чувствами и действиями. Все погружается в паутину вселенской Матрицы, размывающей границы реального и виртуального. Начинается история Нового Мира.


Список использованных источников


1. Архипова Є. Електронне урядування як форма організації державного управління [Електронний ресурс] – Режим доступу: http://www.dy.nayka.com.ua/?op=1&z=855

2. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. – М.: Постум, 2015. – 241 с.

3. В Україні вперше імплантували людині чіп у руку [Електронний ресурс] – Режим доступу: https://styler.rbc.ua/ukr/nauka_i_tehnika/vpervye-ukraine-cheloveku-vzhivili-chip-ruku-1473531590.html

4. Варадинов Н. Делопроизводство или теоретическое и практическое руководство к гражданскому и уголовному, коллегиальному и одноличному письмоводству. Часть 1. − СПб., 1857. – 587 с.

5. Вельдбрехт В. Общие основания русского делопроизводства. − СПб., 1854. – 122 с.

6. Вклад Генри Форда в теорию управления [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://studopedia.ru/5_68255_vklad-genri-forda-v-teoriyu-upravleniya.html

7. Воробьев Г.Г. Документ: информационный анализ. − М.: Наука, 1973. – 255 с.

8. Гайденко П.П. Античный и новоевропейский типы рациональности: физика Аристотеля и механика Галилея // Исторические типы рациональности. − Т. 2. − М.: РАН, 1996. − С. 24-49.

9. Гастев А.К. Как надо работать. 2-е изд. – М., 1972. – 478 с.

10. Генеральный Регламент // Реформы Петра I. Сборник документов. Сост. В.И.Лебедев. − М.: Государственное социально-экономическое издательство 1937. – 379 с.

11. Глушков В.М. Основы безбумажной информатики. − М.: Наука, 1987. – 552 с.; Он же. Кибернетика. Вопросы теории и практики. − М.: Наука, 1986. – 488 с.

12. Государственная Система Документационного Обеспечения Управления. Основные положения. Общие требования к документам и службам документационного обеспечения. Одобрена коллегией Главархива СССР 27.04.88. Приказ Главархива СССР от 25 мая 1988 г. N 33. М.: Главархив, 1991. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://ecm-journal.ru/files/458872.htm

13. Грациози А. Новые архивные документы советской эпохи: источниковедческая критика [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://polit.ru/article/2008/11/19/graziosi/

14. Ильф И., Петров Е. Золотой теленок [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://librebook.ru/zolotoi_telenok

15. Илюшенко М.П. История делопроизводства в дореволюционной России. − М.: РГГУ, 1993. –46 с.

16. Кабінет міністрів України. Розпорядження від 13 грудня 2010 р. №22-50-р [Електронний ресурс] – Режим доступу: http://zakon3.rada.gov.ua/laws/show/2250-2010-%D1%80

17. Керженцев П.М. Принципы организации. − Л.− М.: 1925. –240 с.

18. Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://knleontiev.narod.ru/texts/evropeetz.htm

19. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (ХVIII – начало ХIХ в.) [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Lotman/01.php

20. Мазур Л.Н. Бюрократические циклы российской государственности в ХVIII – ХХ веках и эволюция системы делопроизводства // Делопроизводство. − 2011. − № 1. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.top-personal.ru/officeworkissue.html?130

21. Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. − М.: Кучково поле, 2003. – 464 с.

22. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. − М.: Главная редакция восточной литературы, 1976. – 407 с.

23. Митяев К., Митяева Е. Административная документация (делопроизводство) в советских учреждениях. − Ташкент, Издательство «Узбекистан», 1968. –285 с.

24. Митяев К.Г. История и организация делопроизводства в СССР. – М.: МГИАИ, 1959. – 359 с.

25. Пайпс Р. Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. − М.: Захаров, 2005. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.twirpx.com/file/2010839/

26. Приказ Министерства промышленности и энергетики РФ от 7 августа 2007 г. № 311 “Об утверждении Стратегии развития электронной промышленности России на период до 2025 года”, 16 октября 2007 [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/91853/#ixzz4QLrn0cLz

27. Рассказ блаженной Феодоры о мытарствах [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://hramnagorke.ru/prose/9/1595/

28. Русанов Ф. Канцелярский самоучитель или краткое руководство к познанию делопроизводства присутственных мест. − М., Типография Николая Степанова, 1839. – 190 с.

29. Синюков В.Н. Российская правовая система. − М.: Норма, 2010. –672 с.

30. Сокова А. О возможных направлениях исследований в области унификации систем документации // Унификация систем документации: истории, современное состояни, перспективы. − М.: Главархив СССР, 1989. − С. 5-13.

31. Сотрудникам бельгийской компании вживили чипы под кожу [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://pravlife.org/content/sotrudnikam-belgiyskoy-kompanii-vzhivili-chipy-pod-kozhu

32. Табель о рангах // Реформы Петра I. Сборник документов / Сост. В.И. Лебедев.− М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937. –379 с.

33. Теория рационализации Ф. Тейлора [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://socyus.ru/navigatsiya/teylor.html

34. Файоль А. Общее и промышленное управление. – СПб., 1916. – 63 с.

35. Храмцовская Н.А. Современные идеи и опыт в области государственного управления: межведомственное электронное взаимодействие. − М., 2010. – 176 с.

36. Эразмус А. Метод научной организации делопроизводства. – М., 1925. – 320 с.

81 просмотр0 комментариев

Comments

Rated 0 out of 5 stars.
No ratings yet

Add a rating
bottom of page